Нет плохой работы – есть плохое к ней отношение.

Была в моей жизни одна встреча. Я, как и многие, работал на Севере в 1980-е годы. Я был шахтером и большую часть времени проводил под землей, но однажды нас отправили наверх и загрузили уборкой бревен. Такое ощущение было, что лесоскладом уже долго никто не занимался. Наша задача заключалась в том, чтобы передвинуть и скомпоновать пиломатериал так, чтобы он просох. В процессе перетаскивания бревен мы выполняли и другие, такие же безрадостные дела. Руководить нами назначили молодого инженера, выпускника вуза по горному делу, который уже год имел дело с шахтой.

Нас заинтриговал этот парень. Тогда как мы делали работу спустя рукава, его работа кипела и спорилась. Наш начальник работал на совесть, словно работал на себя и волновался за свою древесину. Он не помыкал нами, а сам отрывал от земли одну сторону бревна, а мы подхватывали другую. Остальные шахтеры сменяли друг друга, а ему даже не приходило в голову сделать передышку и таким образом от рассвета до заката.
Нам дана была установка – не больше недели на переборку пиломатериала на складе. Спустя трое суток появились первые недовольные подобными темпами. Никому не было дела до трудовых подвигов, по крайней мере, до подвига на лесоскладе, но руководителю было все нипочем – он работал как раб на плантации.

Мы попали в данный коллектив вследствие совершенно разных причин. Кого-то наказали и заставили выйти на поверхность в ущерб своего кошелька – работа «наверху» не предусматривала дополнительных премий. Кого-то заставили выйти из шахты неблагоприятные обстоятельства, такие как болезни и их последствия. Начальство рассматривало для таких сотрудников работу наверху как возможность «отойти», окончательно выздороветь. Меня записали в отряд, так как на таких работах всегда требовалась молодежь. 

По совести сказать, дни шли вяло и муторно. Мы привыкли к совершенно другой работе и не сильно разбирались в ее сути. Зачем перетаскивать баланы из угла в угол? Отчего древесине станет лучше, если уложить ее по-другому? Парень, которого поставили руководить нами, ничего не мог сказать по этому поводу. Типичный босс – околачивается в сторонке и не марает костюмчик, нашему начальнику было не до отлынивания, он не руководил, а, скорее, показывал пример.

Все-таки однажды один из стариков подошел к парню и попросил сбавить темп: «Сбавь обороты, парень, мы свою работу и так сделаем».
Инженеру стало неловко, и он в тот же момент остановился. Уселся на пиломатериалы, дрожащими руками задымил папиросой. Как мы потом выяснили, ему было даже невдомек, что носился с бревнами как ужаленный, он был погружен в раздумья о своем.

Во время перекура и произошел наш с ним разговор. У нас с ним была одна возрастная категория, но разное положение в отряде: один – простой шахтер, другой – начинающий горный инженер.

В стране был очередной кризис, все менялось, менялась и политика, которую мы и обсудили. Затем коснулись шахтерских проблем и потом перешли к личному, в нашем случае, работе. Меня с самого начала интересовало его отношение к работе. Как оказалось, наш руководитель отряда стремился к этой работе всю жизнь. Мне показалось удивительным такое стремление к тасканию бревен. Но, на самом деле, его интересовало другое – маркшейдерский отдел. Инженер оказался геологом по образованию. Хотя, помимо своей основной деятельности на шахте ему приходилось выполнять кучу других задач, не связанных напрямую с его профессией. Однако, он не жаловался, наоборот, гордился возможностью поработать с настоящими знатоками своего дела, горными профессионалами.

Он поведал о работе с самыми старыми сотрудниками, с которыми и я был знаком благодаря своему отцу. Они частенько приходили к нам в гости после работы.

Мы отдохнули и опять принялись за перекладывание древесины, правда, не столь рьяно. Руководитель чувствовал себя теперь не таким одиноким и чаще шел на контакт.

Спустя четверть века я продолжаю вспоминать о нем. Мне известно, что с ним стало потом. Наш инженер стал руководить маркшейдерским отделом, затем поднялся еще выше по карьерной лестнице, оказался в столице. Наверное, его способности и сейчас находятся на службе у какого-нибудь министерства. Уже тогда он был замечательным специалистом.

А вспомнился он мне по одной простой причине. Рядом с нашим домом новая рабочая молодежь строит объекты и мне иногда любопытно наблюдать за ними. Я наблюдаю за их подходом к работе. Они не фанаты своего дела, но делают все четко и слажено, не отдыхают без конца. Это узкие специалисты, но им приходится делать работу не всегда по их профилю. Им доводиться и мусором заниматься и лопатой махать, и разбирать чужие завалы. Все это считается «плохой работой», не интересной и не денежной, однако и на стройке люди нужны.

Эти ребята погружены в свои заботы, раздумья, уходят в свой мир, в то время как тело подстраивается под коллективный темп работы, и не обращают внимания на нудность и механичность дела. Кому то же надо это делать.

Такое происходит с каждым, например, когда наши жены чистят картофель. Они не перекладывают эту нудную работу на мужчину, предоставляя им заниматься настоящим «мужским делом» - приносить деньги. Так что дело не в том, что нашим женам нравится заниматься кухней, они просто находят способ мысленно уйти от унылого однообразия. 

Даже у врачей есть такие примеры. Во время операций их пациенты даже иногда улыбаются, находясь где-то в другом месте.  У меня тоже есть «плохие обязанности», которые не касаются быта, к счастью. Я не стираю и не убираю дом, однако, у меня тоже есть много рутинных дел, с которыми лучше справляешься, когда абстрагируешься от них. Такой подход очень спасает, когда есть о чем думать. Мы создаем внутри параллельный мир, вселенную только для нас и в ней спасаемся.